Мы любим разговаривать с иностранцами, которые живут и работают в Москве. На этот раз — монолог правнучки бежавшего после революции аристократа. Она рассказывает о городе и деревне, свиданиях с телефоном и странной московской моде.
Эмили Дурново, 32 года
Откуда приехала: Париж,
Что делает: дизайнер в агентстве NVM
Впервые в России я побывала где-то лет в одиннадцать, когда мой отец переехал сюда жить, а я захотела с ним встретиться. меня не поразила. Когда я снова приехала повидаться с отцом шесть лет назад, то влюбилась в ваш город. Мы должны были идти на свадьбу его друга, но в последний момент он не смог и попросил меня пойти одной. По-русски я не говорила и никого не знала. «Ну и что, — сказал мне папа, — как раз выучишь русский и заодно познакомишься с людьми». Несколько человек на той свадьбе говорили по-английски — именно они стали моими первыми друзьями в России.
У меня корни. Наш прадедушка происходил из рода Дурново, до революции он вел аристократическую жизнь в Петербурге, говорил на шести языках. После 1917 года решил сказать России «пока» и поселился в департаменте Ардеш. Там он зарабатывал на жизнь ремонтом зданий — шпаклевал и красил стены. Прадед никогда не говорил по-русски после эмиграции и очень боялся, что его вернут назад. Родственники рассказывали, что когда он пил водку, то пел грустные песни на непонятном языке. И это все, что связывало меня с Россией до того, как отец нашел тут свою любовь.
Мама давно ушла от него, он остался один и влюбился в русскую женщину.Сначала они ездили друг к другу — работы во Франции было немного, а ее карьера в Москве шла в гору. Вот он и подумал, почему бы не переехать в вашу страну. Я была рада: подумала, что круг замкнулся, — дедушка уехал, а папа вернулся к корням. Здесь он работал во французской компании миксологом — смешивал муку, и кажется, его хлеб продается везде. Два года назад он купил землю под Курском — ему всегда нравился козий сыр — и стал варить его в России.
Папа живет в Москве, но постоянно ездит в деревню Поныри — я ее обожаю. Там всего десять домов, много животных и есть чем заняться. Конечно, мы, французы, романтизируем русскую деревню — не знаю даже почему, традиция такая. А еще мне постоянно снится сон: как я в русском селе дрессирую медведей. Во сне у меня все как надо: маленький домик, кокошник и не то три, не то четыре мишки.
Я необъективна, конечно, но ненавижу Париж. Люди там постоянно ругаются, девушкам на улице свистят и называют их суками. Не понимаю, почему ко мне там цеплялись, — даже если я смотрела себе под ноги. Иногда мне кажется, что в Париже так много девушек на велосипедах, просто чтобы быстрее проезжать мимо мальчишеских компаний. И атмосфера для меня там была тяжелой: слишком много стресса. Париж ни разу не романтичный город! Конечно, там много красивых зданий, величественная архитектура, потрясающие выставки, но жить там тяжело. Надо платить уйму налогов, и все действительно очень-очень дорого.
В свою первую поездку я много времени потратила на изучение московских достопримечательностей. Меня удивили улицы — широкие, как автомагистрали. А в центре города — дороги на восемь полос, господи! Я чувствовала себя маленькой девочкой — такой и была. Во второй свой приезд я сосредоточилась на местах, которые меньше интересны туристам, — влюбилась в улочки в районе Китай-города.
Кстати, та свадьба, куда я поехала без отца, была волшебной: сначала церковь, потом мы гуляли в парке, пили шампанское, ели хлеб с лососем, катались на автобусе. Потом поехали на дачу на два дня. Это было так смешно: мы ели шашлык, пили водку, пели в караоке. А еще тогда я увидела здание Университета на Воробьевых горах и подумала, что однажды буду учиться там.
Это было так смешно: мы ели шашлык, пили водку, пели в караоке.
Когда я оказалась в Москве в третий раз, то начала подумывать о том, чтобы переехать. Три года эта мысль крутилась в моей голове: мой молодой человек совсем не хотел жить в России. В какой-то момент я почувствовала, что перегорела на работе, собралась и уехала из Парижа — молодой человек сказал, что это был мой выбор, и остался. Так я начала новую жизнь здесь, это было в 2013 году, и друзья шутили, что я все повторяю за Депардье.
Шесть месяцев я учила русский в МГУ и искала работу. Жила сначала с отцом на «Полежаевской» — чувствовала себя бедной студенткой. Потом нашла фриланс в агентстве, которое предложило мне место. Сейчас я живу в центре — снимаю квартиру с русскими, чтобы говорить получше. Все как у всех: тапочки, каша, блинчики, и соседи все время едят соленые огурцы.
Ковер, слава богу, на стене не висит — это, наверное, самое смешное, что я видела в русских домах. Еще в деревнях все поверхности устилают какими-то шкурами. А женщины искренне любят леопардовую расцветку. Я тоже, конечно, выгляжу необычно, однако про татуировки на московских улицах меня не спрашивают. Зато часто поражаются тоннелям в ушах, спрашивают: как ты это сделала? Просят потрогать. Я не даю, конечно.
Французы вечно чем-то недовольны, но в Москве мне все нравится. Пробки не проблема: у меня нет машины, я катаюсь на лонгборде или самокате. Единственное, что заставляет грустить, — русское масло и хлеб. Не хватает ветчины, раклетта и прочих французских вкусностей. Вино я не пью, люблю пиво — в Москве с крафтовой темой сейчас все стало неплохо. Музыкальная жизнь в Москве лучше; в Париже, может быть, больше интересных групп, но на самих концертах невозможно находиться. Все приходят, чтобы пообщаться друг с другом, и мешают слушать музыку. А еще постоянно толкаются.
Москвичей можно поругать за телефоны: вы постоянно в них пялитесь. Иногда даже пара на свидании друг с другом не разговаривает: девушка фотографирует еду, парень проверяет почту. Причем на двух своих телефонах. В метро — только шеи и экраны. Никто никого не слушает: повторяют «ага-ага», пока ты рассказываешь о своих проблемах. Вы задолбали выкладывать свою жизнь в инстаграм!
Зато русские лучше всех на свете умеют веселиться. Они участливы — интересуются тобой, а французские друзья, как только начинаются проблемы, исчезают. Русских нужно приручать, как кошек: сначала они долго к тебе присматриваются, осторожно начинают общаться, а потом у тебя появляется друг навсегда. Вы не пессимисты: вы уверены, что все будет хорошо. Иногда мне просто кричать от этого хочется — я вижу кругом плохое, а мне говорят: не переживай. Ну что будет хорошо? От этого я, бывает, бешусь.
Мне кажется, девушки в Москве сильнее, чем мужчины. Они знают, как нужно жить, и мужчина им подчиняется, при этом будучи уверенным, что это его решение, что он сильный. Во Франции в бытовых отношениях достигнуто равенство полов, и муж делит ответственность с женой — в том числе и по дому. В Москве все совсем не так. И отношение к сексу другое: парадокс в том, что говорить в России о нем не принято, при этом существуют школы минета — в Париже я никогда не слышала про такое. В Москве масса стриптиз-клубов и для мужчин, и для женщин — в Париже заведений, где мужчины раздеваются для женщин, почти нет.
Шесть лет назад Москва была очень старомодным городом — сейчас это чувствуется меньше. Я скучаю, например, по киоскам: в них была душа города. Классно было в переходе купить все, что нужно, — воду, носки, зонтик. Я там постоянно колготки покупала. В Москве много секретных мест: если, скажем, нужно что-то особенное, то надо искать адрес в интернете, потом устраивать себе небольшое приключение с поиском реального места.
Зато все знают про парк Горького, который стал слишком хипстерски-скучным, хотя и остался прекрасным. Сами хипстеры, кстати, по всему миру одинаковые — ваши только запаздывают чуть-чуть. Борода в Париже давно не в моде, да и само слово «хипстер» в России я впервые услышала два года назад — во Франции им давно перестали ругаться.
Мне больше нравится ВДНХ: там столько места. Это красивый микс парка и архитектуры. Мне он не кажется безвкусным, хотя русский стиль будто бы всегда ассоциируется с золотом и китчем. Сталинская архитектура — тоже русский стиль. Нельзя не упомянуть также русский стиль в одежде. Помню, как в университете мы с моей подругой-итальянкой посмеивались над людьми в метро — выступали в роли полиции моды. Ну серьезно, как можно надевать одновременно горошек, что-то в полоску и цветастое? Попадались такие экземпляры — просто кровь из глаз.
Сейчас я уже не представляю свою жизнь во Франции и хотела бы у вас состариться. Я не смотрю новостей, не думаю о политике — у меня своя жизнь, свои проблемы. Если у меня вдруг отнимут русскую визу, то буду плакать каждый день: здесь я чувствую себя дома. И особенно здорово, что живу между городом и деревней. В Москве каждый день будто проживаешь новую жизнь. Никогда не знаешь, где окажешься вечером: может, проснешься в Питере. Здесь не бывает рутины.
Истчоник:
Комментарии (1)