Я глаза закрываю и вижу
На окраине маленький зал
Где впервые на сцену я вышел,
Где волнуясь у рампы стоял,
Я безбожно весь текст перепутал,
Я споткнулся у всех на виду,
Только "браво" кричал почему-то
Добрый зритель в девятом ряду.
Не у одного поколения тех, кто слушал эту нехитрую песню, комок подкатывал к горлу после этих слов. Аркадий Райкин, покидая сцену навсегда, обратился с этой грустной и благодарственной песней к своим современникам. Это было прощание со своим поколением. Не только со зрителем - артист покидал сцену навсегда. Это было прощание с эпохой. С уходящим в прошлое типом зрителя, слушателя, человека. Наступала новая эпоха - Райкин с болью её чувствовал и ничего хорошего от неё не ждал. Он уходил сам и вместе с ним уходила его страна - тот слушатель, который прошёл страшный период в нашей истории, вынеся его на своих плечах исключительно благодаря особым душевным качествам, которые более не были востребованы в новой надвигающейся эпохе. Терпеливый и работящий, внешне сдержанный, но бесконечно добрый и отзывчивый, выживший только благодаря терпению, доброте и взаимопомощи, этот зритель вынес войну и разруху, вырастил детей и поднял из руин страну. Первое поколение советских людей. Идеалисты и бессребреники, считавшие, что духовное ценнее материального. Несмотря на свой очень небогатый облик, этот зритель был очень богат духовно. Он был опытный театрал и эрудированный читатель. Ему были знакомы все великие произведения искусства, он разбирался в них не хуже профессионалов. Он, конечно, отличал халтуру от настоящего шедевра. Но он был очень добрым. Он умел прощать, особенно тем, кто старался, даже если и не получалось. Это был бесконечно добрый зритель. И теперь он уходил. Уходило его время.
Ах, как всё изменилось на свете
С тех далёких и памятных дней -
На бульваре вчерашние дети
Сами возят в колясках детей.
Изменились и время, и танцы,
Песни новые нынче в ходу,
Но таким же, как прежде, остался
Добрый зритель в девятом ряду.
Он остался таким, как прежде.
Только его самого оставалось всё меньше.
Его дети пока ещё оставались такими, как он сам, этот добрый зритель, выращенный советской эпохой. Эти дети жили высочайшим напряжением духовных сил. Они искали и стремились к настоящему, высокому, не фальшивому. Они отвергали пошлость и ложь, стремились жить по правде. Только в СССР эпохи шестидесятых подобный клочок бумаги
мог собрать такую аудиторию
Вся страна была этим "добрым зрителем в девятом ряду".
Это были люди такого качества, о которых могут только мечтать правители любых эпох и государств. Только такие люди могли вынести Блокаду и победить в Войне, вырваться в Космос и создать ракетно-ядерный щит. Переносить бедность и радоваться малейшим улучшениям, быть готовыми терпеть бесконечно ради лучшей жизни для детей. Эти люди были очень добры и снисходительны, но они были очень требовательны к честности и искренности. Они прощали всё, не прощали лишь обмана и предательства.
Мы друзей за ошибки прощали,
Лишь измены простить не могли.
Да, это был золотой фонд любой нации.
Но если правители встали на путь измены, с такими гражданами им становилось очень трудно. И поколение доброго зрителя - советского человека - оказалось приговорено. Оно не вписывалось в рынок и должно было умереть.
Его убивали долго и по всем правилам военного искусства. Убивали их прошлое, их ценности, убивали их уклад жизни, убивали их страну. Их детям навязали другие понятия о добре и зле.
Добрый зритель умирал тихо и уходил незаметно для страны, занятой, как обычно, масштабными задачами очередного переустройства образа жизни с неправильного на правильный. Умирал в нищете и забвении, презрении к нему современников и ледяном равнодушии государства. Он никого не упрекал и не требовал ничьих голов. Он уходил из тесных двухкомнатных квартир на кладбища под залпы перестроечных газет, обливавших помоями их юность и время, в которое они жили и умирали, под артиллерийские залпы расстрела Верховного Совета и кривляния пошляков на экране и сцене. Райкин чувствовал неизбежность наступления эпохи торжествующего хама и понимал неизбежность его триумфа. Как мог он боролся с этим хамом всю жизнь - и понял, что хам победил. И Великий Народный артист со слезами и спазмом в голосе прощался с теми, с кем прошёл по трудной, но прекрасной жизни и теперь уходил вместе с ними, оставляя потомков во власти наступающего апокалипсиса.
Нам сейчас очень трудно жить в обществе, где нет больше этого человека - доброго зрителя из девятого ряда, наивного, но бескорыстного, готового помочь, поделиться последним и не готового при малейшем нашем падении немедленно нас добить и пойти по нашим трупам дальше к вершинам материального успеха. Мы стали жестоки и беспощадны. Так жить не просто трудно - так жить нельзя. Озверение народа - не тот путь, которым приходят к счастью и процветанию.
Вернись, добрый зритель в девятом ряду. Прости нас. По глупости нашей мы участвовали в твоём убийстве - кто делом, кто словом, а кто молчанием. Нам очень плохо жить без тебя. Когда такие, как ты уходят из жизни, мы становимся нелюдью. Если мы хотим банально выжить, мы должны принести покаяние за то, что сделали и в чём участвовали. Вернуть ценности, от которых отказались. Расследовать убийство и наказать убийц. Если мы хотим жить сами и дать жить нашим детям.
И никогда больше не позволять повториться случившемуся.
Комментарии (0)