Русский десантник — не картинка с купающимися в фонтанах и разбивающими бутылки об голову полосатыми майками. Русский десантник — человек, променявший благоустроенную жизнь на горящую землю Донбасса.
Выпускник Рязанского десантного училища, потомственный военный, прошедший свой определенный военный путь, отмеченный орденами, сошел с военной тропы и осел в мирной жизни родной Твери. У Алексея была своя фирма по установке окон, дверей и кондиционеров и размеренная жизнь, в которой появились кадры войны на Донбассе.
Об этом нехитрая история ополченца из России, который уже не первый год украинским воякам и самому главнокомандующему Украины мерещится регулярными российскими войсками.
Он называет ополченцев не иначе, как «братиками». Находясь в эпицентре военного хаоса, непрофессионализма ополченцев, ставших на защиту Луганска, он увидел то, что купило его: отношение к жизни, к людям, взгляды на войну, точка зрения на свою национальную принадлежность — человечное отношение. И выражалось оно, в первую очередь, в умении заботиться обо всех — о боевых товарищах, о мирных жителях, но только не о себе, и делать всё возможное и невозможное, превозмогая нечеловеческую усталость.
Июнь 2014. Алексей наблюдает за разворачивающейся трагедий, картину которой непрерывно транслируют СМИ. Он видит, что на Донбассе убивают братьев. Родственные связи сыграли свою роль в ощущении? Отнюдь. Никаких родственников в Луганске никогда не было у Алексея.
Но кадры с маленькой девочкой, которую снаряды укропов уложили в гроб, заставили дрогнуть сердце русского десантника.
«Не двумя же вагонами макарон помогать братьям»
— Я давно уже закопал свой топор войны, и никогда бы не подумал, что откопаю его вновь здесь.
Я наблюдал, как россияне — наши сердобольные бабушки, женщины — начали собирать помощь донбассовцам. Тащили какие-то макароны.
Я понимал, там гибнут братья. Чем я мог им помочь? Не два вагона макарон же мне туда отправлять!
И я оказался на вокзале. Спрашиваю билет на Луганск. Кассир на вокзале впала в ступор: какой такой Луганск…
Подумав, взял билет на Ростов. По ходу дела пацаны подсказали ехать на Каменск-Шахтинский, откуда рукой подать до границы. Оказавшись в Каменск-Шахтинском, пока расспрашивал, нашел дядьку, который отвез меня на пункт таможни «Северный».
Уже в Каменске я увидел нереальную картину: толпы людей, палатки, МЧС. По дороге и на границе — нескончаемый людской поток. И тут я один, прорывающийся туда, откуда все в ужасе бегут.
Наши погранцы начали «проводить со мной разъяснительную работу». Во-первых, россиян туда не пропускали. Во-вторых, мне пытались втолковать, что там война и лучше бы мне вернуться домой.
К тому времени я знал, что один мой сослуживец уже в Луганске, нашел контакты, созвонился. И с той стороны приехал за мной ополченец из комендантских. Рядом было поле подсолнухов — вот через них я пробрался к «гонцу».
Так и попал я в ЛНР. В начале июля.
Привезли меня в ОГА — а там такое движение! И вот смотрят на меня люди в форме — и возникает у них один вопрос: укропа поймали? В общем, встретили по одёжке: я в желтых шортах, желтой футболке и синих тапках. А тут о желто-голубые флаги ноги вытирают.
Командиров, которым мне надо было представиться, я увидел только к ночи. Илим и Грач начали со мной обстоятельную беседу. А я, не понимая, что к чему, кто тут кто, решил начать знакомство с легенды, которую сочинил на ходу. Так мол и так, брат тут у меня, мама ищет, волнуется, присмотреть за ним хочу.
«Это были моя братья»
— Впрочем, мои военные знания скрыть не получилось. Тогда только начинали образовываться более-менее похожие на военные формирования, а толковых командиров не хватало. Да я-то не очень хотел командовать.
Но пришлось возглавить разведку, в которую начали отбирать местных ребят. Воспитывал? Нет, никого я не воспитывал. Это не то определение. Это не были мои подчиненные, это были мои братья, которым надо было помочь сориентироваться в военных действиях, в происходящем.
И не было у меня ни одного двухсотого.
Первое впечатление было ошеломляющим: я, честно, думал, тут какое-то регулярное войско, ну или хотя бы что-то на него похожее, а тут реально собрание ополченцев, полнейший хаос. И уже потом я увидел еще и то, что в этом хаосе, при этой неразберихе и несогласованности, эти люди столько могли, успевали сделать! Я до сих пор не понимаю, как это получалось.
Командирам помогал советами по построению схемы обороны, позиций. Но основной и ключевой задачей на тот момент была борьба с диверсионными группами.
И тут хаос был главной трудностью: сложно было разобраться, кто тут свой, кто чужой. Причем никакой продуманной диверсионной работы быть не могло. ДРГ совсем не сложно было затеряться во время активных боевых действий (Луганск и окраины как раз щедро поливали снарядами со всего, что только имелось) среди множества разномастных военных групп. Именно из-за ДРГ и был введён тогда комендантский час.
«Понравились “бдительные” люди»
— Понравились некоторые из местного населения (иронизирует – прим. ред.) — бдительные люди, действовавшие по принципу «застучи соседа своего, если он тебе пакостил». Случалось и такое. Поработав в этом движении какое-то время, начал уже отделять реальные сигналы и отсеивать «обиженных соседей».
А было, что оставшиеся жители напрочь отказывались «сотрудничать». Не из каких-то убеждений и идеологических разногласий. А из соображений сохранения своего нажитого. Например, находишь удобное место для наблюдения вблизи линии огня, а тебя запросто так не пускают со словами: «Ты тут понаблюдаешь, а мне потом дом разнесут в обратку, иди-иди, другое место ищи».
Да вообще, редко когда у мирного народа можно было что-то узнать. Самый обычный рассказ: «начало грохотать рядом, я в подвал, грохочет, потом тишина, через час вылез, а кто тут что и куда я не видел». Алгоритм действий у населения уже был выработан чётко.
«Удивительные ополченцы»
— Первое впечатление, а потом и постоянное ощущение от происходящего, когда я оказался в эпицентре событий лета 2014, было исключительно позитивное. Ополченцы без опыта, без военной муштры и дисциплины давали отпор армии с полным вооружением.
Исключительно меня удивили ополченцы своим отношением к человеку: в дни адского напряжения никто не думал и не заботился о себе, только о других.
Я попал в подразделение комендатуры — это была команда, которая подняла всё на уровень выше в поддержании порядка. По сути, отсюда появилось управление не только военной, но мирной стороной жизни территории. Это было видно, на поверхности было боевое участие, но сколько решалось вопросов мирного населения! И в жизни мирного населения проблем было гораздо больше. Люди жили без света, воды и еды.
В любой, даже маленькой беде, человека не бросали. С какими только горестями люди не шли в комендатуру, вплоть до семейных неурядиц — решалось всё. Я не могу представить, например, что наш зам по тылу прошел бы мимо голодных взглядов стариков, не поделившись с ними солдатским пайком и не оставив им хоть пары банок тушенки и еще крупы.
И это было на фоне борьбы с увеличившейся преступностью, мародерством, беззаконием. Сна не знал никто. И делали это непрофессионалы, делали по зову сердца. Видимо, поэтому я увидел столько человечности в ополченцах.
Одно дело — Родину защищать
— Кому они смогли дать отпор? Наступавшая армия, честно сказать, тоже мало напоминала военную организацию. Не очень они были похожи на настоящих военных, профессионализмом там и не пахло, только вооружение лучше. Да и духом они были послабее.
Тут ничего удивительного: одно дело Родину, свою землю защищать, другое — захватывать, истребляя всё, что на пути.
Да, здесь столкнулись «национальные» идеи. С той стороны националисты, и с этой тоже, но немного в другом ракурсе. Я имею ввиду национальное самосознание обособленности от тех, кто принимал беспредел за новый закон. В такой ситуации всё решается либо жестко по-военному, либо политически.
И это было для луганчан вынужденным противостоянием.
Нет, Донбасс не ляжет. Не будет этого. И мирно это не решится: уже всё закручено, и закручено на крови. Причём на крови людей непричастных.
Если копнуть глубже, запад и восток Украины всегда смотрели в разных направлениях, и взаимное неприятие взглядов накапливалось давно. Поэтому и разделение было неизбежным.
Но это нужно было сделать политическим путем, а не военным. Нельзя было так. Столько народа положили. Если, допустим, они начали проводить «антитеррористическую операцию», как они это называют, разве это так делается?
А я не мог остаться дома на диване. Не мог я по-другому. Я пришел к братьям, которые встали на защиту своего дома.
Вот, собственно, так выглядят «оккупационные войска России», «профессиональные инструкторы — кадровые российские военные, засланные Кремлем», «страшные, жестокие террористы» (которых любая бабуля запросто могла спровадить со двора, чтоб ей было спокойно за свою избушку) — давшие отпор армии, которую собирали правдами и неправдами со всей Украины.
И пошли бы дальше освободить родную землю, если бы не были остановлены.
Русские десантники по зову сердца, а не по приказу Кремля или еще кого (за фантазиями укров не уследишь), встали плечом к плечу с донбассовцами, не в силах простить детей в гробах.
P. S. Фамилию и позывной Алексей попросил не указывать из соображений неприятия того, что можно обозвать «пиаром».
Беседовала Ольга Викторова, Русская Весна
Комментарии (0)