Что-то вспомнился мне один давнишний спор. Он случился, когда журнал Time объявил "человеком года" сразу трёх американок, каждая из которых (по отдельности, в разных штатах) настучала контролирующим органам на своё начальство. Одна рассказала о махинациях гендиректора с налогами. Две другие уличили своих шефов уже не помню в чём, но тоже в незаконном, антигосударственном.
Эти девушки прославились на весь мир! Time напечатал на обложке их портреты и крупное слово The Whistleblowers. Буквально “дующие в свисток”, небуквально – “информаторы”, “доносчицы”.
В английском языке данное понятие не содержит негатива. А вот в России журналисты перевели его как “свистухи”. И всяко издевались над доносчицами. Над бесчеловечной, уродующей психику американской традицией.
Почему, интересно, в США и у нас такое разное отношение к “информаторам”?
Мы тогда подробно обсудили этот вопрос с "новыми американцами", бывшими гражданами СССР. Они, за редким исключением, большие патриоты новой родины – и при этом хорошо знают наши с вами обычаи и уклады.
Площадка для разговора была довольно интересная. Дело в том, что в начале 90-х один умный и знающий человек, доктор философских наук, переехал из Москвы в Америку, создал там сетевой журнал, нашел спонсоров тоже из бывших наших - и вот уже два десятка лет вполне успешно этот журнал выпускает. На виртуальный огонёк часто заходят, или, по крайней мере, заходили многие новые американцы, неплохо устроенные в жизни и имеющие досуг, а также русскоязычные граждане со всех концов света – в общем, такой международный клуб.
И вот, значит, заспорили мы о том, хорошо ли поступили три девицы и вообще о доносительстве.
Американцы напористо и убедительно доказывали, что whistle-blowing абсолютно здоровое и необходимое явление. Это как проветривать комнату. А в России, говорили они, враждебное отношение к информаторам складывалось в тюрьмах, на каторге и в лагерях. Криминальные авторитеты, чтобы укрепить свою власть, силой и хитростью принуждали других зэков следовать воровским понятиям, по которым сотрудничающий с администрацией объявлялся изгоем. В России сидела едва ли четверть населения, поэтому тюремные обычаи распространились на армию, на школу, на дворы.
Да и само ваше государство, говорили американцы, ведет себя настолько омерзительно, что сотрудничать с ним нормальному человеку зазорно. Совсем другое дело, когда государство правильное.
Я и некоторые другие российские участники дискуссии на это отвечали так. Во-первых, доносительство считалось в России позорным задолго до распространения воровской субкультуры. Допустим, русские офицеры начала XIX века презирали стукачей – и при этом верно служили Отечеству.
Во-вторых, вот представьте, что мы с вами, уважаемый бывший земляк, работаем в одной компании, сидим в одном кабинете, иногда по выходным собираемся с коллегами на барбекю, в общем, вроде бы все по-человечески. Но потом один из наших, хороший парень Майк, приходит на работу сильно после вчерашнего, а хороший парень Ник его закладывает. И занимает место старшего менеджера, принадлежавшее ранее Майку. А через полгода Майк сообщает начальству, что Ник вроде бы берет откаты с поставщиков... Вы и дальше будете приятельски общаться?
В ответ нам было сказано, что приблизительная схема тут не годится. Давайте разберем подробнее: этот Майк по жизни выпивоха и раздолбай? Тогда не понятно, почему он старший менеджер. Или парень пришел с перегаром единственный раз за пять лет? Может, у Майка сын родился? Тогда его поймёт начальство, да и соседи по кабинету закладывать не станут. А что касается откатов, это тем более не американская ситуация, а ваша, постсоветская.
И вообще – снова перешел атаку новый американский патриот – в России главная беда не дураки и дороги, а отсутствие чувства меры. С одной стороны, у вас осуждают информаторство как таковое, с другой именно в СССР пытались сделать героем ребенка, который по политическим мотивам донес на собственного отца.
Ну да, реальный Павлик Морозов почти не имеет отношения к созданному вокруг него мифу. Но сам миф - о том, что идеология важнее семьи - абсолютно антигуманный. Это попытка расщепить самое важное, самое дорогое в человеке. Никакая американская власть на семейные ценности не покушается…. А потом, офицерские традиции девятнадцатого века это замечательно, однако в СССР стучали не реже, а чаще, чем в Америке. Хорошо сказал Сергей Довлатов: Сталин, конечно, кровавый тиран, но кто написал четыре миллиона доносов? По большей части - гнусных, облыжных и корыстных?
Короче говоря, теснили нас представители команды США по всему полю. Они нам почти доказали, что у них там доносительство чистенькое, благообразное. В отличие от российского. Американцы его почти не стыдятся.
Кстати, Иуда Искариот тоже был вполне респектабельный whistleblower. Он сообщил законной власти о странных людях, сектантах, а может и экстремистах, которые приватно собираются по вечерам и слушают речи своего лидера про то, что рухнет храм старой веры.
То есть человек выполнил долг перед государством и официальной церковью. Получил заслуженные 30 сребреников. Но дальше повел себя непонятно. Вместо того, чтобы потратить деньги на ипотеку или купить колесницу последней модели и катать девушек, он пошел в лес и повесился.
Как этот поступок объяснить с прогрессивных позиций?
С непрогрессивных-то всё понятно. Парень предал своих, родных, тёплых, с которыми делил хлеб – и его замучила совесть. Вот и наши люди не то, чтобы не допускали своё неправильное государство в эти сферы - такое случалось, и часто - но каждый раз понимали, что совершают иудин грех. А правильную американскую власть предлагается допускать в эти сферы даже не просто в качестве неприятной обязанности, но светло и радостно, растягивая губы в улыбке.
Можно ли как-то преодолеть это противоречие? Думаю, нет. Хотя попытки предпринимаются уже много лет. В США вот объявляют стукачей людьми года. А в допетровской России, например, где следствие велось с обязательным применением пыток (собственно, выражение “пытливый ум”оттуда и происходит. В современном украинском языке до сих пор “пытати” означает просто “спрашивать”) – whistleblower’у доставался первый кнут.
То есть обоих менеджеров, Ника и Майка, субъекта и объекта доноса, укладывали рядом на скамейках и пороли. Причем, начинали с субъекта. Если он продолжал говорить, а потом орать благим матом, переходящим в тонкий пронзительный визг - что сообщил про откат чистую правду и готов стоять на своём хоть до смерти - переключались на объекта. Мне кажется, это был более серьёзный подход.
Виктор Шацких
Комментарии (0)