"Русская Православная Церковь – последний форпост, который стоит на пути всех этих новейших гендерных тенденций, когда выясняется, что людей одного пола можно венчать, когда выясняется, что можно жить семьей из семи человек, где все мужчины и у них один маленький ребенок, которого они все одинаково и страстно любят.
Православие – это то, что они не могут преодолеть, для них это вражеская территория. А для нас это оплот и пространство силы. Я вот только что был в Донецке, там едешь по блок-постам и везде слышишь те слова, которые здесь не произносят: «Ребята, с Богом!», «Храни вас Христос». Там всё стало насыщенно православным чувством. Конечно же, наша либеральная публика это чувствовала на уровне физиологии: мы даже не понимали, за что они так взъелись на Церковь, а они-то знали, что когда настанет час икс, Православие – это то, к чему мы обратимся первым делом. И многие бывшие анархисты наши, атеисты, кто угодно, вдруг сказали на этой войне: «Господи, благослови! Мы сейчас будем решать свои самые главные задачи, главные проблемы». Когда встал вопрос жизни и смерти, все сразу поняли: я русский – значит, я православный.
Вот я ехал к границе с ополченцами, которых вызволили из плена. Все советские мужики, такие старые советские работяги, как из советских фильмов. И мы с ними должны были сесть в автобус и поехать вдоль линии фронта, а они только что из этих ужасных пыточных подвалов вышли, и они перед тем, как сесть в машину, – все перекрестились. Я думаю, что до войны многие из них вообще не помнили про Бога, и вдруг у них включилось православное чувство, они по сути оказались православные русские люди".
Комментарии (0)